Звёзды против свастики. Часть 2 - Страница 28


К оглавлению

28

Гейдрих порылся в бумагах. Унтерштурмфюрер Клаус Игель. Мог сделать в КГБ блестящую карьеру, но тут контрразведка вышла наконец на след Раушера. Генерал службы безопасности Пруссии, после того, как убедился, что мерзавец-адъютант подменил в пистолете патроны, успел выброситься из окна служебного кабинета, когда дверь уже ломали. Курта тогда не арестовали, но перестали доверять. В итоге он оказался в Народной армии, даже не в разведке, на «Прусском валу», в должности помощника коменданта форта № 11. Там на него и вышел агент СД. То, что парня удалось перевербовать, Гейдриха не удивило. Смущало другое: провал порученной, в том числе и Курту, операции по захвату форта № 11. Правда, руководил операцией вовсе не он, но ключевой фигурой был несомненно. Теперь он в плену у русских. Мнения экспертов о его роли в провале важной операции разошлись, и теперь лично Гейдриху предстояло решить судьбу сына старого друга и воистину бесценного агента – его гибель обергруппенфюрер искренне оплакивал.

Гейдрих закрыл папку. Что он имеет? На одной чаше весов – приказ фюрера о вызволении из русского плена оберштурмфюрера Скорцени, где сроки уже похожи на тиски, в которых заплечных дел мастера из его ведомства так любили зажимать гениталии допрашиваемых. На другой чаше – судьба не вызывающего абсолютного доверия агента, которого вполне реально можно направить в нужный адрес, чтобы известить Скорцени о готовящемся для него побеге. И в чём тут риск? В том, что агент окажется двойным? А если другого варианта всё одно нет? Не вытащим Скорцени до ледостава – русские упрячут его на зиму в такую берлогу, откуда выковырять будет никак не возможно, минимум до весны. Фюреру такое точно не понравится. А если всё удастся, то и агента лишний раз проверим в деле, и приказ фюрера, глядишь, выполним. Решено!

Гейдрих снял трубку:

– Соедините меня с Канарисом!

* * *

– Разрешите, товарищ маршал?

– Входи, Трифон Игнатьевич, присаживайся, – Ежов дождался, когда начальник Второго главного управления КГБ разместится по ту сторону стола. – Ну?

– Берлин принял решение, Николай Иванович! Куратор от германской разведки назначил агенту Роза…

– Называй её Анюта, – поморщился Ежов, – как она проходит по нашему ведомству.

– Слушаюсь! Назначил Анюте срочную встречу, на которой передал приказ Берлина: обеспечить прикрытие операции «Подмена» и, в случае успеха, проконтролировать скорейшую отправку Зоненберга в «Беличий острог». Ей же приказано проинструктировать Раушера на предмет его разговора со Скорцени.

– Курт Раушер, до этого был Клаус Игель, теперь вот Вальтер Зоненберг, и всё это мой сын Николай, в голове не укладывается! А ведь пацану нет ещё и двадцати пяти…

Таким Захаров не видел Ежова даже когда сообщал ему о тяжёлом ранении Николая. Видно, и самые прочные плотины иногда дают течь. А это опасно, поскольку крайне разрушительно. Надо срочно затыкать фонтан!

– Осмелюсь напомнить, Николай Иванович, что этот «пацан» орденоносец и капитан государственной безопасности, – стараясь говорить мягко, без нажима, произнёс Захаров.

– Ну да, – опомнился Ежов. – Это он для нас с матерью ребёнок, а для… Ладно, лирику побоку! Давай по делу!


Специальный агент государственной безопасности Анюта, она же капитан юстиции Анна-Мария Жехорская, немецкий госпиталь при фильтрационном лагере для военнопленных посещала не в первый раз. Старший следователь Главной военной прокуратуры, она была в составе следственной группы, в задачу которой входило определение статуса лиц, захваченных с оружием в руках на территории Пруссии в так называемый день «Д». Шпионы и предатели на статус военнопленного рассчитывать, как известно, не могут. Капитан Жехорская отделяла зёрна от плевел, просеивая попавших в плен во время неудачной попытки захвата форта № 11. Пленных было немного, работа спорилась. Военнослужащие Народной армии Пруссии, перешедшие на сторону врага, объявлялись предателями, с остальными велась более тщательная работа, на предмет обнаружения среди солдат вермахта и Ваффен-СС агентов спецслужб. Те, с кем определились, отправлялись по этапу: солдаты и офицеры Вермахта в обычные лагеря для военнопленных, их коллеги из Ваффен-СС – в специальные.

Вскоре из числа подопечных Жехорской в фильтрационном лагере остались только те, кто долечивался в госпитале. Среди них имелось двое тяжелораненых. Оберштурмфюрер СС Вальтер Зоненберг первым на танке ворвался в открытые ворота форта, торча по пояс в верхнем люке. Серьёзно пострадал при попадании в танк выстрела из РПГ, но остался жив, поскольку ударной волной был выброшен из башни, тогда как остальные члены экипажа сгорели. В лазарете форта ему оказали первую помощь, там его и захватили по окончании боя. Обер-лейтенант Курт Раушер был одним из предателей, перешедших на сторону врага, отстреливался до последнего патрона, а под конец подорвал себя гранатой, но чудом остался жив.

Характеры ранений у обоих офицеров были схожи: оба посечены осколками гранаты, а вот дальнейшие судьбы, если им повезёт остаться в живых, весьма даже разнились. Зоненберг прямо с госпитальной койки отправлялся в спецлагерь для военнопленных членов СС, а Раушера ждал суровый, но справедливый суд, который по законам военного времени с высокой долей вероятности отправил бы его на эшафот. В Берлине созрел дерзкий план: поменять местами не имеющего, по мнению врачей, шанса выжить Зоненберга сразу после его смерти на поправляющегося Раушера, сохранив тому тем самым жизнь, и использовать в операции по освобождению Скорцени. Поменять местами двух одинаково забинтованных мужчин схожего телосложения, согласитесь, несложно, если младший медперсонал в теме, а поскольку весь персонал – сидельцы из того же лагеря, то… можно не продолжать? С врачами чуть сложнее, они люди вольные, правда, все немцы. А когда тебя убеждают поступить «по совести» поочерёдно представители сразу двух могущественных спецслужб: КГБ и СД, отказать довольно затруднительно. Что касается следователя военной прокуратуры, то ему, то есть ей, те же спецслужбы просто приказали принять участие в операции «Подмена», как своему агенту.

28