Звёзды против свастики. Часть 2 - Страница 39

Обложили их качественно. Из-за деревьев выступили сразу шесть человек. Ну и Скорцени, конечно, тоже тут.

– Что всё это значит… – начал Фогель, но Скорцени его оборвал:

– Помолчи, Генрих, дай поздороваться со старым знакомым. Не могу сказать, что рад вас здесь видеть, унтерштурмфюрер! Я, знаете ли, после того, как по вашей милости оказался в русском плену, совсем разучился радоваться.

Кольцо вокруг Зоненберга сжалось на один шаг. Фогель топтался на месте, явно не понимая, что происходит, почему Скорцени назвал его приятеля унтерштурмфюрером?

– А я так наоборот, очень рад видеть вас, оберштурмфюрер, в добром здравии! – Зоненберг чуть побледнел, но держался в целом неплохо. – Тем более мне есть что вам рассказать!

– С удовольствием послушаем, – зловеще усмехнулся Скорцени, – а начать я вас попрошу с того момента, когда вы предали нас в Варшаве, господин… Клаус Игель, если не ошибаюсь?

Кольцо сомкнулось ещё на шаг. Теперь Зоненберга, вздумай он дёрнуться, сразу схватили бы.

– Итак?

– Друзья, – обратился Зоненберг к присутствующим. – Попрошу вас не реагировать остро на мои действия, а я постараюсь делать всё осторожно, чтобы никого не провоцировать. Мне необходимо снять китель и закатать рукав, чтобы показать оберштурмфюреру одно послание!

Кажется, эти слова всех заинтриговали, и ему позволили раздеться до заявленных пределов. На правой руке, чуть ниже локтевого сустава было вытатуировано какое-то замысловатое изображение.

Скорцени пригляделся, но ничего ценного для себя не увидел.

– И что это значит? – разочарованно спросил он.

– Приглядитесь к рисунку внимательнее, – предложил Зоненберг. – Эти завитушки вам ничего не напоминают?

– Похоже на цифры, – неуверенно произнёс Скорцени.

– Приглядитесь получше, это номер вашего партийного билета!

Лицо Скорцени враз посерьёзнело, и он буквально впился глазами в тату. Потом поднял глаза на Зоненберга.

– И что всё это значит?

– Это значит, оберштурмфюрер, что нам с вами надо уединиться для доверительной беседы! – твёрдо произнёс Зоненберг.

Скорцени колебался.

– Вы боитесь? – удивился Зоненберг. – В вашем-то положении?

– Пошли! – зло сверкнул глазами Скорцени.

* * *

Несмотря на родословную, бывали минуты, когда полковник юстиции Васильков жалел, что он военный. Случалось это каждый раз, когда он не понимал смысла спущенного сверху приказа. Вот и теперь Васильков морщил лоб, тщетно пытаясь подключить нейроны в той же последовательности, что и составители данной директивы: «… включить в состав комиссии капитана юстиции Жехорскую от Главной военной прокуратуры». Зачем, спрашивается, в комиссии по проверке готовности лагерей для военнопленных, расположенных на территории Карело-Поморской республики, представитель Главной военной прокуратуры? И почему именно Жехорская? Был бы штатский – потребовал бы объяснений. А так: бери под козырёк и исполняй.

Васильков вздохнул и снял трубку:

– Анна Михайловна? Зайдите.

Не заставила себя ждать. Постучала. Спросила разрешения. Вошла, присела подле стола. Держится, как всегда, независимо, но в пределах субординации, если кто понимает, как такое вообще может быть.

– Вот, ознакомьтесь.

Васильков перекинул Жехорской приказ. Прочла, не изменившись в лице. Теперь сидит, ждёт дополнительных указаний.

– Вам всё ясно, товарищ капитан?

– Так точно!

В голосе уверенность и, кажется, удивление. Мол, чего тут неясного? Ну и ладно, ну и пусть. Если ей всё равно, то ему и подавно!

– Хорошо! Тогда передавайте текущие дела и оформляйте командировку!

– Павлу Трофимовичу моё почтение!

– Здорово, Иван!

Председатель комиссии полковник Трифонов с удовольствием пожал руку подполковнику Удальцову, жизнерадостному крепышу, доброму товарищу, испытанному не одной совместной командировкой.

– А чего в этот раз самолётом? – спросил Удальцов. – Я, честно говоря, рассчитывал на поезд. Экспресс «Петроград – Архангельск», мягкий вагон, преферанс, коньячок…

– И не ты один, – вздохнул Трифонов. – Сейчас познакомлю тебя с остальными членам комиссии, и тебе, думаю, всё станет ясно. Знакомьтесь, товарищи! Подполковник Удальцов, майор Слонов, майор Самохин, капитан Жехорская!

Со Слоновым и Самохиным Удальцов поздоровался как со старыми знакомыми: приходилось встречаться, а даму обласкал взглядом завзятого ловеласа, и даже ручку попытался поцеловать, но обломился: дама от чести уклонилась. Трифонов оттеснил его в сторону:

– Теперь понятно?

– Не очень, – честно признался Удальцов. – Ради такой фемины я бы и преферансом пожертвовал!

– Ну, ты кобель! – то ли поругал, то ли поощрил Удальцова Трифонов. – Бабу ты хорошо разглядел, а фамилию, выходит, плохо расслышал?

– А что фамилия?.. – начал Удальцов. Потом лицо у него вытянулось. – Неужели родственница? – спросил он, перейдя почему-то на полушёпот и тыча пальцем вверх.

– Дочь, – коротко ответил Трифонов.

– Ни хрена себе…

– Вот и я так же рассудил, – усмехнулся Трифонов. – В такой компании, какой, на хрен, поезд?

– Да, пропала командировка, – огорчился Удальцов. – Погоди, Павел Трофимович, она же из прокурорских, а их отродясь в комиссии не было.

– Раньше не было, теперь стало, – назидательно произнёс Трифонов. – То не наше с тобой, Ваня, дело. Эх, хотя бы часть командировки спасти…